Законы и обычаи войны в русской военной истории. Проблема отношения к пленным в художественной литературе XIX век

Говорить о крови, этике и нормах войны. На этот раз – два поразительно различающихся столетия. Одно являло собой попытку превратить войну в театр крови и уважения, а другое просто топило мир в кровавой бане.

Изящный XVIII век

Эпоха Просвещения, высокой архитектуры, искусства, светского гуманизма и дворцовых этикетов. В XVIII веке армии научились совершать маневры, крестьяне научились носить камзолы, а бои стали более дистанцированными. Война стала напоминать театр, в котором маневры всё чаще стали решать больше, нежели сам бой, и сопровождалась многочисленными вежливыми условностями в стиле «Извольте, позвольте». Рыцарский этикет сильно растягивал боевые действия, и враги чуть ли не просили разрешения выстрелить первыми, так сказать: «Ваше сиятельство, позвольте нам раздербанить ваших солдат пулями и размозжить им головы пушечными снарядами? А потом кавалерия кирасиров затопчет их, охваченных агонией, пытающихся удержать свои вываливающиеся кишки из тела?»

Действительно, офицеры могли салютовать неприятелю, особенно если главнокомандующим противника был прославленный генерал. Но самым нелепым кажется обсуждение того, кто проведёт первый залп. Война превращалась в «спорт королей», переизбыток вежливости делал её всё более похожей на светский бал, маневры и правила ведения боя были не менее учтивыми, чем смена партнёров в мазурке.

Однако были и откровенные плюсы: жестокость резко снизилась и появилось искреннее уважение к противнику. Доблесть противника стала цениться больше, а с пленными офицерами общались учтиво, стараясь лишний раз не отрезать им конечности и не выкалывать глаза. Пленным офицерам могли оставлять личную свободу, в случае если те давали честное слово не пытаться сбежать. Пленник при этом отпускался лишь по окончании боевых действий и при уплате выкупа. Если бы Оливер Кромвель, Фридрих Барбаросса и другие военачальники прошлого узрели сие безобразие, то наверняка бы швырнули в генералов кубок с вином и, страшно рыча, выбежали на поле боя, призывая воевать, как мужчины, попутно закалывая солдат для пущей наглядности.

К мирным жителям относились корректно, не в пример даже XX веку. Правда, это не мешало им подчистую, до последнего золотого зуба во рту местного старика грабить города, вражеские лагеря и другие хозпостройки.

Учтивость и уважение выходило на первый план, однако не стоит думать, будто жестокости и несправедливости не было. Были, да ещё какие, ни одна война не может обойтись без этого. Но кровавых варварских мясорубок с тотальным геноцидом населения становилось всё меньше, и в целом поле битвы напоминало аккуратную игру в солдатиков.

XIX век. Наполеоновские войны

Вот оно, благое время гуманизма. Наконец-то добросердечные правители, хранители мира и просто грязные политиканы задумались о такой благой вещи, как международные конвенции и организация «Красного креста». Не совсем получилось, но попытка достойна уважения. Мы разделим её на 2 периода – до и после Наполеоновских войн, просто чтобы удобнее было читать, ведь событийность и развитие этого жуткого века уступает разве что веку XX.

Что сказать, жестокости прибавилось. Агрессия и комплексы были спущены с цепи благодаря научному прогрессу и обилию социально-политических процессов, буквально изнасиловавших Европу за одно несчастное столетие, которое именуют не иначе как «Большим XIX веком». Правда, временные рамки слегка превышают столетие на какую-то четверть века – с 1789, года Французской революции до 1914-го, старта Первой мировой войны.

Кстати, о революции. Призыв 1792 года к гражданам взяться за оружие, который дал старт революционным войнам, позволив разгромить первую антифранцузскую коалицию, стал первым примером войны как общенационального усилия. Революция коренным образом изменила подход к войне: она уже не была делом монарха, она стала делом народа, который относился к войне совсем иначе. И самое главное, у войны появилась идеология, бились за новые идеалы, и если ты был против них, то, будь добр, разденься до рубахи, встань возле той стены. Можешь зажмуриться. Примерно как сейчас воины ДАИШ борются за свои религиозные идеалы. Но тогда подобного мракобесия, да ещё и в таких масштабах не наблюдалось.

А потом идеология стала наполнять и войны межнациональные. Наполеон боролся за благую судьбу Европы, по сути, пытаясь создать свой вариант Евросоюза, только с господствующей в нём Францией и жёсткой военной силой. Александр I, напротив, гоня француза тряпками в зловонный Париж, возвращал Европе её независимость.

После Наполеоновских войн

Война стала массовой, народной, межнациональной или межкоалиционной, но никак не решением личных проблем с помощью вооруженной толпы сидящего на высоком стуле монарха. Гуманизм куда-то улетучился. Нет, во время Наполеоновских войн, охвативших мир, более-менее гуманное отношение к пленным ещё сохранялось. Поначалу сохранялось. Но когда тот же Наполеон столкнулся с агрессией испанских и русских партизан, когда война стала делом ожесточившихся от нищеты народных масс, про все добро пришлось забыть. Нападение со спины, беспорядочное вырезание спящих отрядов, выдавливание глаз могучими пальцами кузнеца – все это стало обычным делом, как и избиение пленных офицеров. Устоявшиеся правила, предполагавшие, что войну имеют право вести только армии, ставило народные массы вне любых военных законов.

Война превращалась в явление, не терпящее каких-то рамок и сдерживаний. Она стала прежде всего инструментом насилия и захвата. Всё благодаря таким трудам, как «О войне» Карла фон Клаузевица. Он не мог пережить крушение «военной прусской машины, наследницы славных побед Фридриха Великого», которая была просто смята армией Наполеона. Не забывай, что это была за эпоха – теории Дарвина об эволюции и естественном отборе в очередной раз уверили военных мужей в аксиоме, что выживает лишь сильнейший. Эта теория пришлась ко двору вместо ослабшего религиозного влияния.

А ещё вовсю паровозным дымом заявлял о себе . С одной стороны он давал надежду, что в будущем человечество, будучи просвещённым и невероятно развитым, способным выращивать редиску из песка и есть рябину из настойки, сможет жить в мире и согласии.

Но, с другой стороны, пылкие умы не могли ничего с собой поделать, производя всё более и более смертоносное оружие, и, глядя на творящие во всём мире акты насильственной ласки со штыком во лбу, все стали понимать, что тотальная мировая война, с обилием гражданских жертв и сожжёнными дотла городами – это всего лишь дело времени.

Всю прелесть оружия массового уничтожения показали на себе Гражданская война в США, явившая миру такую прелесть, как лагеря для военнопленных (по сути, концлагерь), борьба за объединение Италии и Крымская война. Нарезные винтовки, усовершенствованная артиллерия и другие дары технического прогресса сделали войну гораздо более смертоносной. К тому же, наступила другая информационная эпоха: проволочный телеграф позволял военным журналистам поставлять новости с театров военных действий с непредставимой прежде быстротой. В их репортажах нередко наглядно описывалась та изнанка войны, со страданиями раненых и незавидной участью пленных, которая прежде не была реальностью ежедневных новостей. Подробности войны стали доходить до населения гораздо быстрее.

Всё эти нюансы заставляли мир захлёбываться в крови и нести огромные потери. Надо было что-то решать. Тогда и было принято решение о конвенциях. В 1864 году разрабатывается и подписывается Первая Женевская конвенция: государства, поставившие под ней подписи, обязуются исключить военные госпитали из числа военных целей, обеспечивать гуманное отношение к раненым и военнопленным противной стороны и защиту гражданским лицам, оказывающим помощь раненым. Тогда же создается живое и поныне Общество Красного Креста, а красный крест признается главным знаком учреждений и лиц, оказывающих помощь раненым (позже, с присоединением Турции, таким же знаком был признан красный полумесяц).

К философам и церкви уже не так прислушивались. А конвенция вполне неплохо следила за поведением на войне. Пускай и не всегда эффективно. Мир начал активно милитаризоваться, могильное дыхание большой войны ощущалось всё сильнее. Попытки призвать к разоружению и отзывы международных конференций в 1899 и 1907 годах не привели ни к чему хорошему. Зато были подписаны две Гаагские конвенции, которые подробно регулировали законы и обычаи войны. Согласно им, нужно было обязательно предупреждать о начале войны, обсуждалось обращение с пленными и мирным населением. Кроме того, Гаагские конвенции попытались запретить некоторые виды оружия, как то: экспансивные разрывные пули, которые калечили и заставляли солдат умирать в страшных муках, удушающие снаряды, и в течение 5 лет стороны обязывались воздержаться от метания снарядов с входящих в обиход летательных аппаратов. Пожалуй, первая со времён запрета арбалетов попытка запретить оружие, из-за его бесчестности. Действительно, как сбить фанерно-железную птицу, гадящую снарядами, ещё не придумали. Но, честно говоря, все эти условия мало соблюдались. Эффективность стала цениться выше гуманности.

В то же время война сильно продвинула технический прогресс: железная дорога и использовались для военных нужд. Но не только техника взметнулась на новый уровень, медицина получила мощный толчок именно благодаря ужесточению и без конца льющейся крови, благодаря великому русскому врачу и анатому Николаю Ивановичу Пирогову. В 1855 году во время Крымской войны Пирогов был главным хирургом осаждённого англо-французскими войсками Севастополя. Оперируя раненых, Пирогов впервые в истории русской медицины применил гипсовую повязку, дав начало сберегательной тактике лечения ранений конечностей и избавив многих солдат и офицеров от ампутации. Во время осады Севастополя Пирогов руководил обучением и работой сестёр Крестовоздвиженской общины сестёр милосердия. Это также было нововведением по тем временам.

Важнейшей заслугой Пирогова является внедрение в Севастополе совершенно нового метода ухода за ранеными. Метод заключается в том, что раненые подлежали тщательному отбору уже на первом перевязочном пункте; в зависимости от тяжести ранений одни из них подлежали немедленной операции в полевых условиях, тогда как другие, с более лёгкими ранениями, эвакуировались вглубь страны для лечения в стационарных военных госпиталях. Поэтому Пирогов по справедливости считается основоположником специального направления в хирургии, известного как военно-полевая хирургия.

Если говорить об , которое использовалось неохотно и считалось нелепым, им был пулемёт. Тогда больше полагались на военных теоретиков, которые считали огнестрельный короб безумно растратным и неэкономичным. «Он нас разорит», – говорили немцы. К тому же, отсутствие прогрессивных генералов, привыкших полагаться на зарекомендовавшее себя оружие, не делало чести пулемёту. Несмотря на прогресс, это была консервативная эпоха. Одно британское военное издание писало: «Следует принять в качестве принципа, что винтовка, как бы эффективна она ни была, не может заменить эффекта, который производит скорость лошади, магнетизм конной атаки и ужас холодной стали». Тогда все ещё уделяли большое внимание красоте войны.

Колониальные войны явили миру концлагеря, ставшие особо популярными во время англо-бурской войны. Бесчинства и геноцид пытались брать под контроль во всём мире, но успеха не было. XIX век дарил всё более ужасные методы по взаимному истреблению человечества. Апогеем стал XX век, о котором поговорим в следующий раз.

Под этим понятием подразумевается целый ряд соглашений, включая четыре конвенции и три дополнительных протокола, подписанные в течение длительного периода времени вплоть до 2005 г. Все они в той или иной степени касаются различных аспектов международного гуманитарного права. Нас интересуют документы, принятые до начала Второй мировой войны. В августе 1864 г. 12 государств, присутствовавших на дипломатической конференции в Женеве, ввели известную нам символику Красного Креста и подписали «Женевскую конвенцию об улучшении участи раненых солдат на поле боя». Россия в работе данной конференции участия не принимала, но подписала конвенцию в 1867 г. Германию в ее современном понятии на конференции представляли отдельные государства: Баден, Гессен, Пруссия и Вюртемберг. Германская империя, как новое государственное образование, основанное в 1871 г., подписала соглашение лишь в 1907 г., что было связано с затяжками в ратификации отдельными субъектами, в основном по причине трений между Австрией и Пруссией. В короткий срок после подписания конвенции в научном мире Европы появились публикации с критикой положений соглашения с точки зрения его догматизма и несоответствии современным условиям. В 1906 г. первая Женевская конвенция была переработана и принята в измененной редакции. Крайне важным изменением была отмена прежней поправки, предписывавшей соблюдение условий конвенции только странами-подписантами. Данные изменения были также одобрены Германией и Россией. Первая Женевская конвенция в редакции 1906 г. использовалась для разработки текста Гаагской конвенции 1907 г., что позволяет говорить об общей гуманитарно-правовой базе двух международных соглашений.

ADN-ZB/Archiv
II. Weltkrieg 1939-1945
An der Front im Süden der Sowjetunion; Juli 1942
Gefangene Rotarmisten müssen ihren Durst an einem Tümpel stillen.
Aufnahme: Gehrmann

В июле 1929 г. в Женеве были подписаны три новых соглашения гуманитарного права: «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях» (модернизированный вариант соответствующего соглашения 1864/1906 гг.), «Об улучшении участи раненых, больных и жертв кораблекрушения в Военно-морском флоте» и, наконец, «Об обращении с военнопленными».
Новый международный акт касательно гуманного обращения с пленными военнослужащими противника состоял из 97 статей и был заметно объемнее Гаагского документа 1907 г. Непосредственно в ст. 1 говорилось о том, что положения данного соглашения распространяются на лиц, перечисленных в ст. 1, 2 и 3 Гаагского соглашения 1907 г. В ст. 89 присутствовала прямая ссылка на Гаагские конвенции 1899 и 1907 гг. Основные положения и нововведения данного документа:

Ст. 2 подчеркивала, что военнопленные находятся во власти неприятельской державы, но отнюдь не отдельной воинской части, взявшей их в плен. С ними необходимо постоянно обходиться человечно, защищать от насилия, оскорблений и любопытства толпы. Статья запрещала репрессии по отношению к ним.

Ст. 3 впервые говорила об особом обращении с пленными женщинами («в соответствии их полу»).

Ст. 4 строго регламентировала, в каких случаях возможно различное содержание военнопленных, что являлось значительным уточнением в сравнении с 1907 г.

Ст. 5 запрещала оскорбления, издевательства и угрозы, если пленный отказывается сообщать сведения военного характера.

Ст. 10 предусматривала гарантии для гигиены, здоровья, отопления и освещения в зданиях для размещения военнопленных.

Площадь помещений и индивидуальное пространство в распоряжении военнопленного должны были быть не меньше, чем у солдата державы, в руках которой находился пленный.

Авторы конвенции зафиксировали в ней важное новшество в сравнении с Гаагским соглашением 1907 г. Ст. 82 гласила: «Если на случай войны одна из воюющих сторон окажется не участвующей в конвенции, тем не менее, положения таковой остаются обязательными для всех воюющих, конвенцию подписавших».

Соглашение «Об обращении с военнопленными» подписали и ратифицировали 47 государств. Германия подписала данное соглашение непосредственно на конференции. В 1934 г. документ был ратифицирован и получил в Германии наивысший юридический статус «имперского закона». Советский Союз не принимал участие в работе конференции и, соответственно, не подписал данное соглашение.

Причины неподписания Женевской конвенции СССР

Причины неподписания Женевской конвенции «Об обращении с военнопленными» со стороны СССР считаются в историографии доказанными. А. Шнеер указывает: «Одной из причин, по которым Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию в целом, было несогласие с разделением пленных по национальному признаку. По мнению руководителей СССР, это положение противоречило принципам интернационализма». Однозначный ответ на вопрос дает Заключение консультанта Малицкого по проекту постановления ЦИК и СНК СССР «Положение о военнопленных» от 27.03.1931 г. Данный документ возник после принятия ЦИК и СНК СССР Постановления № 46 об утверждении проекта постановления ЦИК и СНК СССР «Положение о военнопленных» от 19.03.1931 г., т.е. национального законодательства из 45 статей о гуманном обращении с военнопленными. Малицкий перечисляет отличия советского «Положения» от Женевской конвенции 1929 г.

Все отличия между национальным советским и международным правовыми актами в этой области находились в идеологической плоскости. Неравноправное положение солдат и офицеров, денщичество и ограниченные функции коллективных представительств военнопленных (лагерных комитетов) противоречили основополагающим господствующим установкам в СССР. Следовательно, Женевское соглашение «Об обращении с военнопленными» не могло быть подписано от имени Советского Правительства.

Дальнейшее сравнение двух документов показывает, что Москва давала военнопленным возможность при их желании не работать вовсе (ст. 34 Положения 1931 г.), намеревалась подчеркнуть верховенство советских законов на территории лагеря (ст. 8.), но вместе с тем не препятствовала отправлению религиозных культов в случае отсутствия помех распорядку лагеря (ст. 13), хотя в начале 1930-х гг. в СССР продолжала действовать идеология воинствующего атеизма. Также обращает на себя внимание лаконичность формулировок. В целом, сравнительный анализ двух документов позволяет сделать вывод, что основные права военнопленных были в одинаковом ключе и с идентичным содержанием прописаны как в Женевской конвенции «Об обращении с военнопленными» 1929 г., так и в Постановлении ЦИК и СНК СССР «Положение о военнопленных» 1931. Однако существенным недостатком советского законодательного акта был его национальный статус, что препятствовало норме обязательного выполнения данных предписаний армиями других государств мира по отношению к пленным военнослужащим РККА.

В августе 1931 г. в декларации главы НКИД М. Литвинова Москва объявила о своем присоединении к одной из трех конвенций, утвержденных в 1929 г. в Женеве, «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях», причем решение ЦИК датируется маем 1930 г. Факт присоединения СССР к данной конвенции подтверждают иностранные источники, к примеру, об этом говорится в ратификационном документе Австрии и в комментариях к международному гуманитарному праву, размещенных в базе законодательных актов ведомства федерального канцлера Австрии. Соглашение состояло из 39 статей. Оно предписывало обращаться человечно с ранеными и больными вне зависимости от их гражданства и принадлежность к определенной воюющей армии (ст. 1), а в ст. 2 особо подчеркивался характер отношения к раненым военнопленным: с применением общего международного права.

Нацистский подход

Нацистская Германия еще до первого выстрела на германо-советской границе провозгласила расовый и «цивилизационный» характер будущей войны против СССР. Принятая вермахтом в 1938 г. «Инструкция касательно военнопленных» GDv 38/2, которая, в общем и целом, соответствовала положениям Женевской конвенции, была неактуальной для новой военной кампании. Позиция официального Берлина касательно будущего обращения с пленными солдатами и офицерами РККА была озвучена Гитлером еще 30.03.1941 г. в выступлении перед германским генералитетом: «Большевистский враг и до, и после (пленения – Д.С.) не является товарищем». Давно опубликованы и широко известны распоряжение начальника OKВ/AВA генерала Г. Рейнеке, которому подчинялось и ведомство по делам военнопленных, от 16.06.1941 г. и его приказ №3058/41 с прилагаемой «Памяткой по охране советских военнопленных» от 08.09.1941 г. В этих документах командование вермахта открыто предписывало обращаться с пленными военнослужащими Красной Армии в четком противоречии с положениями Гаагской и Женевской конвенций. Наконец, в приказе ОКВ и ОКХ от 21.10.1941 г. за подписью генерал-квартирмейстера Э. Вагнера было прямо заявлено о несоблюдении Женевского соглашения 1929 г. в отношении советских военнопленных: «…7. Советский Союз не присоединился к соглашению об обращении с военнопленными от 27 июня 1929 г. По этой причине с нашей стороны нет обязательств обеспечивать советских военнопленных установленным этим соглашением количеством продовольствия и предусмотренной квотой (…) Неработающие советские военнопленные могут умирать от голода».

К. Штрайт, наиболее крупный специалист по исследованию пребывания советских солдат и офицеров в немецком плену, резюмирует: «Оно (германское руководство – Д.С.) не хотело подчинять себя каким-либо ограничениям ни в методах ведения войны, ни в отношении к советским военнопленным, ни в оккупационной политике». Не менее значимым фактором, определявшим судьбу советских военнопленных, было желание руководство Германии расходовать минимальное количество ресурсов на поддержание жизни пленных. Доминирующим было снабжение вермахта за счет продовольственных запасов оккупированных территорий, что предусматривалось планом «Барбаросса», а также использование советских военнопленных в качестве бесплатной рабочей силы, заменявшей призванных на фронт немцев.

На практике в 1941-1945 гг. советские военнопленные голодали, находились в неприспособленных для жизни условиях, вплоть до земляных нор, сталкивались с массовым нарушением санитарно-гигиенических норм. После пленения военнослужащие РККА и советские партизаны принуждались к разглашению сведений военного характера, в том числе с применением угроз и пыток. Согласно ряду приказов определенные категории советских военнопленных (евреи, партработники, комиссары, нередко и офицеры) подлежали «селекции» и расстрелу. В прифронтовой полосе германских армий, во время пеших маршей и в «дулагах» раненые и ослабевшие военнопленные казнились охраной на месте. Медобслуживание в лагерях было минимальным. Раненые и больные пленные не освобождались от транспортировки в другие лагеря, в том числе и на территории Германии, без военной необходимости. Советские пленные привлекались к принудительному труду в военной промышленности «Рейха», работали без выходных. Практически во всех индустриальных отраслях (металлообработка, химическая и горная промышленность, железнодорожный сектор, погрузочные работы) советским пленным приходилось работать в условиях, вредных здоровью; нормы технической безопасности не соблюдались. Приговоры в отношении «провинившихся» советских военнопленных приводились в исполнение «на скорую руку», следствие и суд были скорее исключением, чем правилом. В каждом лагере существовал карцер либо иное изолированное место строго содержания. В отношении пленных советских военнослужащих повсеместно применялись телесные наказания, например, за невыход на работу (даже в случае болезни либо физической невыполнимости действий) или за отказ вступать в РОА и другие коллаборационистские формирования. Советские военнопленные нередко направлялись в стационарные места заключения, не предназначенные для их содержания в смысле международного права, например, в тюрьмы гестапо и в концлагеря под юрисдикцией СС. За небольшим исключением советские пленные не имели возможности отправлять корреспонденцию на родину. Ни государственные структуры СССР, ни семьи не знали об их местонахождении. Об удовлетворении культурных и религиозных потребностей не могло быть и речи, за исключением подвижнической деятельности отдельных представителей церкви, что, впрочем, разрешалось нацистами лишь в пропагандистских целях, на оккупированной территории и в короткий период. Военнопленные-женщины подвергались насилию и издевательствам. Таким образом, вермахт и руководство Германии сознательно и целенаправленно нарушали большинство положений Гаагской и Женевской конвенций.

Попытки СССР улучшить положение военнопленных

Для советского руководства внезапными стали не только само нападение вермахта на СССР, но и трагические неудачи первых дней и недель войны, и, как следствие положения на фронте, большое количество пленных. Военные действия означали разрыв дипломатических отношений, а, следовательно, и прямых контактов между Москвой и Берлином. Первой реакция на создавшуюся ситуацию стало принятие СНК СССР нового «Постановления о военнопленных» № 1798-800с от 01.07.1941 г. Оно вступило в действие вместе с приказом НКВД СССР № 0342 от 21.07.1941 г. Постановление состояло из семи глав: общие положения, эвакуация военнопленных, размещение военнопленных и их правовой статус, уголовная и дисциплинарная ответственность военнопленных, справочные сведения и помощь военнопленным. Новые правила предусматривали тесное сотрудничество с Международным комитетом Красного Креста. Содержательная часть постановления соответствовала Гаагской и Женевской конвенциям. Форма постановления во многом повторяла структуру этих документов.

17.07.1941 г. Кремль обратился к правительству Швеции с нотой, в которой выразил готовность соблюдать Гаагскую конвенцию 1907 г. на условиях взаимности со стороны Германии. По мнению Штрайта, «Советский Союз, объявив для себя обязательным соглашение, подписанное царским правительством, завершил процесс своего присоединения к Гаагской конвенции». Германия отклонила эту ноту 25.08.1941 г. Доказательством серьезных намерений Москвы является следующий документ, редко цитируемый в российской литературе: «Телеграмма из Москвы 8 августа 1941 г. господину Хуберу, президенту Комитета Международного Красного Креста, Женева. В ответ на Вашу (ноту) № 7162 НКИД СССР по указанию Советского правительства имеет честь сообщить, что Советское правительство своей нотой от 17 июля уже заявило правительству Швеции, представляющей интересы Германии в СССР: Советский Союз считает для себя обязательным соблюдать перечисленные в IV. Гаагской конвенции от 18 октября 1907 г. правила ведения войны касательно законов и обычаев сухопутной войны, при обязательном условии соблюдения указанных правил Германией и ее союзниками. Советское правительство согласно с обменом информацией о раненых и больных военнопленных, как это предусмотрено ст. 14 в приложении к названной конвенции и ст. 4 Женевской конвенции от 26 июля 1929 г. «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях». Вышинский, заместитель народного комиссара иностранных дел».

Следующие ноты протеста за подписью В. Молотова последовали 25.11.1941 г. и 27.04.1942 г. НКИД СССР в ноте от 25.11.1941 г., фигурировавшей на Нюрнбергском процессе в качестве документа «СССР-51», приводил конкретные примеры негуманного и жестокого обращения нацистов с советскими военнопленными. Глава 6 этого документа называлась «Истребление советских военнопленных». Данная нота свидетельствует об отсутствия замалчивания проблемы со стороны Кремля и противоречит тезису о якобы «равнодушии Сталина» к судьбам советских военнопленных. На этом попытки косвенных обращений к германскому правительству, по существу, были прекращены.

Выводы

На основании фактов, изложенных в статье, можно сделать следующие выводы:

1. К моменту начала Великой Отечественной войны в международном гуманитарном праве были четко прописаны условия гуманного обращения с военнопленными.

2. Советская сторона признавала Гаагскую конвенцию 1907 г. Даже если не рассматривать указ ВЦИК 1918 г. как признание сего документа, ноты от 17.07.1941 г., 25.11.1941 г. и 27.04.1942 г. не оставляют никаких сомнений в однозначности обязательств Москвы.

3. Женевская конвенция 1929 г. содержала обязательства воющей стороны соблюдать условия соглашения в отношении военнослужащих армии противника, не подписавшего конвенцию.

4. Национальное советское гуманитарное право в отношении военнопленных противника 1931 и 1941 гг. соответствовало Гаагским и Женевским конвенциям.

5. Нацистская Германия после 22.06.1941 г. продолжала быть связанной обязательствами международного гуманитарного права. Она намеренно отказалась соблюдать их в отношении советских военнопленных, что было зафиксировано документально и реализовывалось на практике. Причины отказа были идеологического, военного и экономического характера. Берлин систематически нарушал и Женевскую конвенцию «Об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях», которую еще до войны признали обе стороны.

6. Проблематично определить, являлись ли «достаточными» попытки Москвы облегчить судьбу своих граждан в нацистском плену. Значительную роль сыграла неготовность Германии окончательно и бесповоротно признать нормы международного гуманитарного права по отношению к советским военнопленным. Длительный и безуспешный переговорный процесс вызвал у Москвы скепсис касательно возможности МККК серьезно повлиять на ситуацию. Негативно необходимо оценить излишнюю подозрительность советского руководства, ее готовность любой ценой оградить себя «от вмешательства во внутренние дела» со стороны «капиталистов», а также нежелание по ортодоксально- идеологическим причинам признать Женевскую конвенцию полностью. Тем не менее, сомнительно, что дальнейшие усилия наладить контакт с руководством Германии через посреднические государства и структуры привели бы к успеху.

7. В условиях череды военных поражений 1941-1942 гг. и тотального характера войны советское руководство имело крайне ограниченные возможности влиять на положение своих граждан в плену. К числу таких возможностей относились ноты протеста и заявления в адрес Международного Красного Креста и правительств нейтральных государств. Это реализовывалось на практике. Иных рычагов влияния на судьбу пленного советского солдата с момента пленения и до момента освобождения у Москвы не было.

Данная электронная публикация является сокращенным вариантом статьи: Стратиевский Д. Советские военнопленные Второй мировой и гуманитарное право. Могла ли Москва спасти своих граждан? // Журнал российских и восточноевропейских исследований. 2014. № 1(5). С. 79-90. Ознакомится с полным текстом статьи можно .

Дмитрий Стратиевский

Доктор истории, магистр политологии, зам. директора Берлинского центра изучения Восточной Европы (Германия)

Право безоружного,

или III Женевская конвенция о защите прав военнопленных

в ситуации вооружённого конфликта.

(По рассказам Г. Цыплёнковой «Конопатый» и

К. Воробьёва «Немец в валенках»)

• расширить свои представления о художественных произведениях, изображающих отношение к представителям враждующей стороны;
• провести разговор о способности людей, относящихся к двум враждующим во время войны сторонам, поступать гуманно по отношению к военнопленным;
• повторить основные положения III Женевской конвенции о защите прав военнопленных в ситуации вооружённого конфликта;
• учиться размышлять, сравнивать, обобщать, делать выводы, давать оценку поступкам и поведению героев.

I. Вступительное слово

На долю нашей Родины выпало немало испытаний, но самым страшным из них стала Великая Отечественная война. Особенности этого тяжёлого времени диктуют непримиримое отношение к врагу.

К захватчикам более жестокое отношение, чем к освободителям. И это неудивительно, так как тот, кто защищает свою родную землю , дерётся за каждый её сантиметр, за каждую травинку и былинку. От рук захватчиков страдают и мирные жители. А это чьи-то родные и близкие.

И тогда месть поселяется в сердца людей и постепенно овладевает ими.

Но в борьбе с лютым врагом советский человек не хотел забывать в себе человека. И эта нравственная победа оказалась самой великой нашей победой в эту страшную войну.

Сегодня нас не может не заинтересовать вопрос, как среди ужасов военного времени людям удалось сберечь в себе истинно человеческое, доброту, любовь, сострадание .

Ответ на этот вопрос давали и дают произведения, написанные в тяжкие годы Великой Отечественной войны.

II. Проверка д/з, работа с текстами и основными положениями конвенции

– На прошедших уроках мы познакомились с рассказами Галины Цыпленковой «Конопатый» и Константина Воробьёва «Немец в валенках». Вспомним их содержание.

– О каком времени идет речь в рассказах? («Немец в валенках» – военное время, «Конопатый» – послевоенное)

– Назовите героев рассказов «Конопатый» и «Немец в валенках»

– В какой ситуации оказываются главные герои – Александр и немец Конопатый? (оба находятся в плену)

К. Воробьёв «Немец в валенках». В центре этого произведения непростые взаимоотношения пленных и фашистов. Рассказ «Немец в валенках» был написан в 1966 году. В основу его положен реальный факт из лагерной жизни. В Саласпилсе в лагере для военнопленных встретился Воробьёву охранник, и звали его, как и героя рассказа, Вилли Броде.

Рассказ Г. Цыпленковой опубликован в 2003 году в журнале «Костёр». Главный герой Филька испытывает злость при виде пленных немцев, которых привели на строительство моста в маленький провинциальный городок. И однажды он швыряет в лицо немца земляной камень, рассекая ему лоб.

– Ребята, а надо ли вообще задумываться над тем, что представляет собой пленный враг? Какие чувства он испытывает? Что переживает?

Пленного, человека чуждых взглядов, традиций, трудно жалеть, ему трудно сочувствовать.

Главным вопросом нашего урока предлагаю следующий : Давайте задумаемся: может ли пленный рассчитывать на гуманное отношение к себе со стороны своих победителей?

– На уроках русского языка мы работали с примером текста официально-делового стиля «Основные положения Женевских конвенций и Дополнительные протоколы к ним», а именно с разделом III «Защита военнопленных». Конвенция – это международный договор, основа международного гуманитарного права.

– Вы выполняли задание по вариантам: по мере прочтения художественных произведений необходимо было заполнить таблицу с выдержками из статей Женевской конвенции цитатами. Предлагаю проверить, как события в рассказах соотносятся с гуманитарным правом защиты военнопленных.

На слайдах появляются положения конвенции. А ученики иллюстрируют цитатами.

I вариант: рассказ Цыплёнковой

– Все знают об условиях жизни людей в немецких концлагерях – они были нечеловеческими, не по-людски жестокими, беспрецедентными. Условия жизни германских военнопленных в советских лагерях тоже были достаточно суровыми, и не все прошли это тяжкое испытание…

– Скажите, что сближает эти рассказы, написанные в разное время? (Рассказы о военнопленных, в них есть герои, проявившие сострадание к пленному врагу).

– Как Вилли Броде обращается к пленному во 2-ой приход? Важно ли для человека, как к нему обращаются?

– Что позволило охраннику увидеть в общей массе пленных конкретного человека? (ноги, общая боль).

– Какие чувства испытывает тетя Агаша по отношению к пленным немцам? О ком они ей напомнили? (« – Господи, прости их душу грешную. Какие они убивцы? Совсем как наши мужики, только одежка другая, - вздыхая крестилась она. - А во-о-о-он тот, конопатый, вылитый мой Степан».)

– Что заставило Ольгу Ивановну и Вилли Броде помогать пленным?

– Значит, не все на войне имеют "нечеловеческий облик"?

– Согласны ли вы с реакцией унтера Бенка и фельдфебеля Кляйна на помощь попавшим в плен?

Вернёмся к вопросу заданному в начале урока: ли пленный рассчитывать на гуманное отношение к себе со стороны своих победителей?

– КТО ИЗ ЕРОЕВ РАССКАЗОВ ДЕЙСТВУЕТ В СООТВЕТСВИИ С ЖЕНЕВСКОЙ КОНВЕНЦИЕЙ?

– Прочтите высказывания и скажите, какое из них вам кажется наиболее подходящим к теме нашего урока и почему? (Высказывания на слайде )

Нравственные качества справедливого человека вполне заменяют законы.

Менандр

Воину надлежит мощь вражескую сокрушать, а не безоружного поражать.

А.Суворов

Некоторые неписаные законы твёрже писаных.

Сенека

Если ты ценишь свою жизнь, то помни, что и другие не меньше ценят свою

Еврипид

Убить человека – значит убить человека в себе.

И.Шевелёв

Заключение и домашнее задание.

– Только ли в связи с темой о ВОВ мы можем говорить о гуманности или в мирное невоенное время так же важно проявлять человечность по отношению друг к другу?

Человеческая доброта, милосердие, умение радоваться и переживать за счастье и горе других людей создают основу человеческого счастья.

“Есть память, которой не будет конца”, вот почему мы сегодня обращаем свою память, слова благодарности к тем, кто отстоял нашу Родину.

В суровые дни битвы на Волге советские войска сохранили и приумножили лучшие традиции российского воинства. И такие ценности , как любовь к Родине, честь и воинский долг, несгибаемая воля к победе, беззаветное мужество и храбрость, воинское братство стали священными для защитников Сталинграда.

И вы – кадеты, будущие защитники родины. Вы стоите на пороге нового тысячелетия. Каким оно будет? Во многом это зависит от вас, от вашего умения договариваться, жить по правилам, относиться друг к другу гуманно даже в условиях жестокого противостояния. Конечно, нельзя в одночасье добиться всеобщего мира, согласия, но необходимо приложить все усилия, чтобы уменьшить страдания и горести.

Куда чаще человечность требуются в нормальной, повседневной жизни. Мы не всегда имеем возможность помочь, но к этому надо стремиться. Есть много людей, которым необходимо простейшее чувство сострадания и милосердия.

О том, как проявляется гуманность в мирное время, мы поговорим на следующем уроке литературы. А для этого дома вы прочитаете рассказ Лескова «Старый гений».

этот рассказ заставил меня содрогнуться…

– когда Вилли снял шерстяной носок и показал “белёсую копошащуюся россыпь” – вшей…

– Я содрогнулся от слов Тюрина: “Тот, кто примет от него вражескую приманку, должен будет сурово ответить!” Они ещё не знают, выживут или нет, а он уже грозит…

– этот рассказ заставил меня плакать…

– Плакать не плакать, но обидно было, что Вилли попался… что его разоблачили и Кляйн ударил его, как бы поставил его в один ряд с пленными… Неужели его расстреляют?

– этот рассказ меня растрогал…

– Меня растрогал тот момент, когда Вилли посмотрел на Александра беспомощно и жалобно, я поверил, что он тоже страдает.

– этот рассказ дал мне помечтать…

– как закончится война, все они вернутся домой, Александру сделают операцию, Иван Воронов будет благодарить Александра за то, что он не побоялся принять от немца хлеб. Будут есть хлеб досыта и вспоминать его “скрыто-живую, телесную теплоту”.

– этот рассказ меня утешил…

– Среди немцев тоже были хорошие люди, только жалко, что о судьбе Вилли автор не захотел написать.

КОНОПАТЫЙ

– Фрицев ведут, Фрицев ведут, – орал на всю улицу долговязый Филька.

Его крик, как волшебный ключик открывал окна, распахивал калитки, высыпая на улицу стариков и детвору.

Война, нагулявшись по белу свету, большим уставшим отрядом шагала по маленькому провинциальному городку. Пленные шли молча за высоким сутулым капитаном. Скатка, плотно облегавшая грудь, казалось намертво прилипла к гимнастерке. Ни орденов, ни оружия у него не было. Ордена капитан надеть еще не успел, а вот оружие ему было ни к чему. Бежать никто никуда не хотел. Да и зачем? За четыре года войны набегались вволю и победители, и побежденные. Позади отряда бойко шагал молодой боец с красным флажком.

– Навоевались, мать их за ногу, – ворчал на завалинке одноногий дед Тимофей, муслявя и скручивая из газеты «козью ножку».

Гражданская война отняла у него одну ногу, а взамен научила подшивать всей округе валенки. Выкатилась из своего двора круглая, как мячик, добрая тетя Агаша.

– Господи, прости их душу грешную. Какие они убивцы? Совсем как наши мужики, только одежка другая, – вздыхая крестилась она. – А во-о-о-он тот, конопатый, вылитый мой Степан.

– На твово Степку две похоронки наперегонки пришли. Можа этот конопатый и убил Степку-то, а ты – «прости их, господи», «прости их, господи», – не унимался дед Тимофей.

Пленные нестроевым шагом выбивали по булыжнику коваными ботинками мелодию. Пропищала и тут же замолчала губная гармошка.

– Юрка, айда за ними, – крикнул Филька и, не дожидаясь ответа, смешался с мальчишками соседней улицы. Юрка не побежал. Филька все равно ему обо всем расскажет. Вечером Юрка узнал от него, что немцы остановились рядом, в овраге, у железной дороги в наспех сколоченных бараках, что они будут строить мост через овраг. Каждое утро Юрка, Филька и Филькина соседка Галка ходили смотреть на пленных. Они садились на край оврага, как кура на насест и подолгу слушали чужую речь и пиликанье губных гармошек. Немцы делали зарядку, обливались холодной водой и, гремя котелками, бежали к бараку, от которого по всему оврагу пахло кашей с тушенкой так, что у ребят начинало урчать в животах и кружиться голова.

– Жрите, гады, жрите фашисты. Тра-та-та, – строчил из палки-пулемета Филька.

– Гады они, или фашисты, а есть тоже хотят, – заступилась вдруг за немцев Галка.

– Смотри какая идейная нашлась, – ехидно захихикал Филька.

– Хватит, Филька, стрелять. Никто тебя не боится, – сказал Юрка. – Пошли лучше домой. Что-то есть охота.

И они расходились по домам, но любопытство снова собирало их у оврага. Через несколько дней полуторки стали подвозить к нему щебенку, кирпичи и доски. Строительство обнесли высоким забором. Днем бараки пустели, а смотреть на стройку в заборную щель было неинтересно, поэтому ребята все реже и реже приходили к оврагу, а потом о нем как бы и забыли. Пленные сами напомнили о себе. Они ходили по дворам и меняли на продукты самодельные игрушки: свистки, прыгающие на резинке шарики и вырезанных из фанеры физкультурников на палочках. Юрка обменял у пожилого немца три луковицы на свисток. На тихую и зеленую Филькину улицу первым из пленных пришел конопатый. Галкина мать, Ольга Ивановна, вынесла ему целый чугунок еще теплой, сваренной в мундире картошки.

– Спа-си-бо, – по слогам еле выговорил конопатый и подарил Галке прыгающий на резинке шарик.

– Не обижайся, дед Тимофей, что нет у меня зла на немцев, – оправдывалась перед ним Ольга Ивановна. – Не видели мы войны и зла нет. – Да разве они виноваты, что их не убили? А картошку я подала, как милостыню за мужа.

– Ну-ну, тебе видней. Дите у тебя растет без отца. Пропал без вести. Кажись ее от мужа ты так и не дождешься, – рассудил по своему дед Тимофей.

Доброта ли Ольги Ивановны покорила конопатого, или тоска по родному дому, но за молоко и хлеб он распилил ей дрова, починил крышу и забор. Тетя Агаша приносила ему что-нибудь повкуснее: то сахарку вареного, то яичек, а уходила со слезами. Где ее Степушка? Оттаяло немного сердце и у деда Тимофея. Трудолюбие и аккуратность конопатого нравились ему. Только Филька ходил везде со своей злобой на немца.

– Чего это конопатый к вам ходит? – допытывался он у Галки.

– А тебе какое дело?

– А такое, что вы фашистов привечаете, – выпалил Филька.

– Не фашист он, а очень хороший немецкий человек, – не сдавалась Галка.

– Хороший? – от злости покраснел Филька.

– Гут, гут. Галья – гут. Вилка – гут.

– В споре ни Галка, ни Филька не заметили, как к ним подошел конопатый.

– Я сейчас тебе покажу гут, – погрозил кулаком Филька.

– Филька, не надо, Филька, – закричала Галка.

Но Филька уже поднял с земли камень и с силой запустил его в конопатого. Кровь из рассеченного лба заливала лицо немца. Филька замер. Ни испуга, ни радости победы в его глазах не было. А на Галкин крик, выбежала Ольга Ивановна.

– Кто это сделал? За что? – испуганно спрашивала она конопатого.

– Вилка гут. Вилка гут, – виновато твердил немец.

– Это его Филька камнем ударил, – размазывая по лицу слезы и грязь, всхлипывала Галка.

Галкина мать быстро перевязала рану и повела пленного в поликлинику, где работала медсестрой. Рана оказалась не опасной, но два шва все-таки пришлось наложить. Больше конопатый на филькиной улице не появлялся. В милицию ни Фильку, ни его родителей не вызывали. Вскоре опустел и овраг. Когда ушел отряд – никто не видел. Юрка с Галкой долго с Филькой не разговаривали.

– М-да... история, – качал головой каждый раз дед Тимофей, вспоминая конопатого.

Беззаботно кувыркались самодельные физкультурники на палочках, свистели свистки, прыгали на резинках разноцветные шарики, оставляя в таком же разноцветном детстве разноцветный след.

Г. Цыпленкова.

Родилась в 1940 году, в Сызрани. После окончания в 1959 году Сызранского медицинского училища, семь лет проработала медсестрой в детской объединенной больнице. С 1968 года - фельдшер МСЧ ЗТМ. Первые детские стихи появляются в 1963 году. В 1964 году Г.М. Цыпленкова становится членом сызранского литературного объединения, а в 1965 году - Куйбышевского отделения Союза писателей. Первая книжка “Непослушный ручеек”, выходит в 1967 году. В этом же году Г.М. Цыпленкова участница областного семинара молодых писателей. Ее стихи, загадки, скороговорки, перевертыши многократно печатались в журнале “Светлячок”, выходившем в Куйбышевском книжном издательстве; включались в коллективные сборники: “День поэзии”, “Веселая ярмарка”, “Поиграем-ка, ребята”. Публикуются в газетах: “Волжская коммуна”, “Красный Октябрь” (“Волжские вести”), “Красное Приволжье”. С 1991 г. пробует свои творческие силы во взрослой поэзии.

Член Союза литераторов России с 1997 года.

К.Д. Воробьёв родился в 1919 году в Курской области, в многодетной крестьянской семье. Окончил сельскую школу – семилетку, потом курсы механиков. В 1935 году работал в газете, с 14 лет публиковал свои стихи и очерки. С 1937 года стал жить в Москве, там закончил вечернюю школу. С 1938 по 1940 годы служил в армии. В1941 году во время войны защищал Москву. Под Клином попал в плен и оказался в фашистском концлагере в Литве. В 1943 году бежал из лагеря и организовал партизанскую группу. В своих произведениях описал страшные события, которые ему пришлось пережить в застенках: пытки, голод, унижения, расстрелы товарищей и др. им написано много интересных произведений о войне.

Умер Воробьёв в Вильнюсе 2 марта 1975 года. Посмертно был удостоен премии А.Солженицина (2000).

Валентина Гусева

Отмороженные пальцы ноют по весне...

Библиотечный урок по рассказу Константина Воробьёва “Немец в валенках – подтверждение литературного вымысла правдой жизни

http://www.lib.syzran.ru/ukazatel/ukazatel_cyplen.htm

О способности русских прощать врагов

Милосердие и способность прощать врагов всегда отличали русских людей. Свойство быть милосердным не только к род­ным и близким, но и к чужим - это требует от человека трудов и напряжения сил.

Но проблема данного текста заключена не только во все­прощении; она ещё в более сложных ситуациях, которые могут возникнуть в жизни. Человек может оказаться перед выбором: должен или не должен он прощать врагам боль за свою рас­терзанную землю, за искалеченные судьбы соотечественников и надругательство над всем для него святым.

Комментируя данную проблему, следует сказать, что не все русские люди и на фронте, и на освобождённых от оккупантов территориях были способны простить непрошеных гостей за причинённое зло. И быть непримиримыми для наших людей в этих условиях - это становилось их выстраданным правом.

Однако мнение автора в тексте видится очень чётко. Люди России, и воевавшие, и гражданское население, в большинстве своём не были враждебно настроены по отношению к пленным немцам. Все понимали, что плен - это следствие той же войны, которая перемолола жизни и судьбы миллионов ни в чём не повинных людей. При этом кем бы они ни были, воинство ка­ких бы армий ни оказывалось во власти победителей, сами по­беждённые были не в силах что-либо изменить в своей судьбе. Однако подходы к пленным русским и пленным гитлеровцам, которые осуществлялись «другой» стороной, были резко про­тивоположны по своему характеру. Фашисты целенаправленно уничтожали попавших в плен воинов Красной Армии, а наше командование сохраняло жизнь немецким военнопленным.

Я согласен с позицией автора и подтверждаю её следующим первым примером. Исполненным высокого гуманизма было отношение русских к пленным также и в войне 1812 года. В ро­мане Л.Н. Толстого «Война и мир» есть сцена: главнокоман­дующий русской армией Кутузов осматривает свои полки после победного Красненского сражения и благодарит их за ратные подвиги. Но при виде тысяч больных и изнурённых пленных французов взгляд его становится сочувствующим, и он говорит о необходимости «пожалеть» побеждённого врага. Ведь настоя­щие воины сражаются с противником в открытом бою. А когда он повержен, спасать его от верной гибели становится долгом победителей.

Второй пример в доказательство правоты позиции автора я привожу из жизни, основываясь на реальных фактах. Колонну военнопленных немцев под конвоем вели по улице маленького городка. Русская женщина вынесла три варёных картофелины и два куска хлеба - всё, что было в доме из еды в этот день, и от­дала пленному болезненного вида, еле передвигавшему ноги.

В заключение можно сказать, что высокий гуманизм русских людей проявлялся в великодушном отношении к побеждённому противнику и в умении отличить подлинных врагов от тех, кто оказался в гуще кровавых событий не по своей воле.

Здесь искали:

• есть в логике нашей изъян что прощаем врагам не прощаем друзьям сочинение
• проблема отношения победителей к поверженному врагу
• проблема сострадательного отношения к пленному врагу аргументы

(Шайкин В. И.)

(«Военно-юридический журнал», 2010, N 2)

ЗАКОНЫ И ОБЫЧАИ ВОЙНЫ В РУССКОЙ ВОЕННОЙ ИСТОРИИ

В. И. ШАЙКИН

Шайкин В. И., доцент кафедры тактики Рязанского высшего военного командного училища связи, член Военной академии наук, полковник запаса, кандидат военных наук.

Система законов и обычаев войны складывалась в течение длительного исторического периода; ее назначение — насколько возможно «гуманизировать» войну, несколько смягчать ее тяжелые последствия. Важно отметить, что заметный вклад в гуманизацию законов и обычаев войны внесла Россия. Правила ведения войны на Руси были традиционно менее жестокими, чем в других государствах. Хорошо известна обычная для Древнерусского государства норма о заблаговременном объявлении войны, например изречение одного из самых воинственных русских князей, князя Святослава, «хочу на вы итти». Отец его, князь Игорь, предприняв в 941 г. поход на Константинополь, приказал дружине щадить неприятеля и брать греков в плен живыми. Князь Владимир Мономах мирил враждующих, подавая пример набожности и правосудия, убеждал своих наследников жить в мире и согласии. С принятием христианства на Руси старались следовать постулатам Нагорной проповеди: «Блаженны милостивы, ибо они помилованы будут», «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божьими».

Особенным, нехарактерным для большинства других государств и армий того времени было отношение к пленным. Впервые на Руси взаимная выдача пленных без выкупа была произведена при Иване III после сражения с крымскими татарами. Устав ратных, пушечных и других дел, касающихся до воинской науки… 1621 г. запрещал «без повиновения пленять кого-либо и учинять поджоги».

Общеизвестно уважение Петра Великого к своему неприятелю, его стремление учиться у опытных и умных врагов. После сокрушительного разгрома русского войска под Нарвой в 1700 г. он заявил: «Спасибо брату Карлу — будет время, и мы ему отплатим за уроки». Через девять лет после блистательной победы под Полтавой Петр устроил пир на поле брани и, возвратив шпаги шведским генералам, поднял кубок за своих учителей в военном деле.

После того как прибалтийские земли снова оказались в составе России, Петр даровал новым подданным большие льготы, в том числе неприкосновенность языка, исповедания, судов и т. д. Война для Петра была не целью, а средством, временным бедствием, с которым ему приходилось мириться ради национального развития и благосостояния народа. Перед Полтавской битвой он обратился к солдатам со словами: «…а о Петре ведайте, что ему жизнь не дорога, только бы жила Россия, слава, честь и благосостояние ее». Обучая свой народ «воинским и гражданским наукам», первый император России утешал себя мыслью, что в лице русских он создает для человечества новых ревнителей образованности, культуры и цивилизации.

Петр I требовал от своих войск неукоснительного соблюдения обычаев и законов ведения войны. Русские войска строго придерживались норм института военного плена, проявляли должную гуманность по отношению к больным и раненым неприятеля, а также к мирному населению на чужой территории. В этом смысле значительный интерес представляет инструкция по преследованию армии Карла XII, данная Петром князю Волконскому 1 июня 1709 г. В ней категорически запрещалось грабить местных жителей: «Никаких своевольств и насилия никому не чинить, и о том во всей своей команде под смертной казнью заказать накрепко».

Петр I был готов заключить со Швецией общее соглашение о военнопленных на основе некоторых принципов, в частности равного отношения к военнопленным безотносительно к их национальной принадлежности с возможностью освобождения из плена под честное слово. Как отмечал генерал-фельдмаршал Шереметев, «великое число офицеров и солдат, взятых под Полтавой, признаются, что царь поступил с ними с чрезвычайным милосердием, хотя, судя по бедствиям, какие наши военнопленные претерпевают в Швеции, и не заслуживают они таких милостей и благодеяний. Они признаются, что царь оставленных королем их и взятых в поле и в лесах солдат приказал лечить всевозможно».

Правительство Петра I уделяло большое внимание быту военнопленных. Плен допускался только в условиях военных действий, причем соблюдались все формальности сдачи противника. В XVIII в. было отменено правило, согласно которому участь военнопленных решалась тем, кто их захватил. Ответственность за их судьбу была возложена на командование или органы административной власти. Уже в этом веке в России, в отличие от других стран, самоуправство в отношении военнопленных каралось смертной казнью через повешение. По свидетельству датского посланника, любые чины русской армии подвергались наказанию за самовольный увод пленных (несдачу их командованию). Устав воинский 1716 г. категорически запрещал убивать пленных после капитуляции гарнизона или воинской части, им же устанавливалась смертная казнь за разграбление неприятельских городов и сел, занятых без сопротивления. Впервые появляется требование сохранять школы, больницы, церкви, частные здания в населенных пунктах, занимаемых русскими войсками. В этот же период в России были установлены правила гуманного отношения к раненым, больным, старикам, женщинам и детям, а также строгие меры наказания за отступление от этих правил.

Кроме того, в отличие, к примеру, от шведов, русские не брали в плен мирных жителей. Были приняты правовые акты, регламентирующие попытку побега военнопленных, а также возможность их репатриации на родину под честное слово. Пленные офицеры получали жалованье. Военнопленным обеспечивалась возможность регулярно переписываться с родными — явление по тем временам уникальное. Кроме того, они могли поступать на службу в русскую армию только при условии их согласия.

Благородные традиции Петровской эпохи сохранялись и приумножались на протяжении всех войн XVIII столетия.

Например, во время Семилетней войны 1756 — 1763 гг., где раскрылся военный гений Петра Алексеевича Румянцева, первого великого русского полководца послепетровской эпохи, всем дивизионным командирам и бригадным генералам было приказано «…раненых и больных наиприлежайше докторам при штаб-офицере свидетельствовать, а по освидетельствовании тяжело раненых и трудно больных на лазаретных телегах и других полковых повозках при одном штаб-офицере, штаб-лекаре и довольном числе лекарей с достаточным конвоем отправить, а военнопленных раненых на тех же фурах вместить и в добром присмотре содержать, чего ради генерал-провиантмейстеру Маслову велено всех военнопленных, раненых, здоровых и дезертиров печеным хлебом на то время, в которое они в дороге будут, снабдить».

О принципе гуманности говорил и А. В. Суворов, который писал: «Моя тактика: отважность, храбрость, проницательность, прозорливость, порядок, мера, правило, глазомер, быстрота, натиск, человечность». В 1778 г. в приказе войскам Кубанского корпуса А. В. Суворов требовал от подчиненных «…с пленными поступать человеколюбиво, стыдиться варварства… не меньше оружия поражать противника человеколюбием». Афоризм же из «Науки побеждать» «Воину надлежит мощь вражескую сокрушать, а безоружных не поражать» был и остается непреложным руководством к действию для каждого солдата России.

Во время штурма Варшавы 24 октября 1794 г., после взятия ее предместья, к Суворову прибыла делегация с письмом от короля Польши Станислава Понятовского. Делегация была обрадована необычайной скромностью условий, предложенных победителем: «Оружие, артиллерию и снаряды сложить за городом в условленном месте. Дается торжественное обещание именем русской императрицы, что все будет предано забвению и что польские войска, по сложении ими оружия, будут распущены по домам, с обеспечением личной свободы и имущества каждого. То же самое гарантируется и мирным обывателям». Депутаты были удивлены великодушием и доброжелательством, с которыми Суворов принял их, угостил и беседовал.

При вступлении русских войск в Варшаву 29 октября 1794 г. Суворов принял от старшего члена ее магистрата ключи и, поцеловав их, громко поблагодарил Бога, после чего стал по-братски обниматься с членами городского управления. Чистосердечное, справедливое и доброжелательное отношение Суворова к полякам в немалой степени способствовало тому, что вскоре завершилось добровольное мирное разоружение Польши. Фельдмаршал всегда придерживался правила, что «чем шире победитель выказывает свое великодушие, тем полнее получится результат умиротворения». «Не мщением, а великодушием была покорена Польша», — говорил А. В. Суворов, явивший образец административной мудрости, когда он в течение года мирно правил в этой стране.

В составленной в декабре 1790 г. диспозиции на штурм Измаила Суворов не забывает написать: «Христиан и обезоруженных отнюдь не лишать жизни, разумея то же о всех женщинах и детях». В Польше в указаниях о штурме Праги также уделялось внимание обращению с мирными жителями: «В дома не забегать; безоружных не убивать; с бабами не воевать; малолетков не трогать».

Суворов требовал гуманного отношения к военнопленным. Сдающимся в плен он обязывал сохранять жизнь: «Вали на месте, гони, коли, остальным давай пощаду. Грех напрасно убивать: они такие же люди». Суворов указывал, что уничтожение сдающихся в плен способно лишь усилить сопротивление противника.

Полководец добивался справедливого отношения к мирному населению. «Обывателя не обижай, он нас поит и кормит», — это требование постоянно повторялось в суворовских приказах. Так, в приказе войскам Кубанского и Крымского корпусов Суворов писал: «В стояниях и на походах мародеров не терпеть и наказывать оных жестоко, тот час на месте… Где случается фуражировать, чинить то при войсках, по правилам, с крайним порядком. Есть ли тут благоразумие, где лишать себя самого впредь текущих последствий; довольной субситенции и кровли. Наблюдать то и в неприязнейшей земле. Делать и в оной жалобе всякого обывателя тотчас должное удовольствие. Не меньше оружия поражать противника человеколюбием».

Великий полководец практическими действиями подтвердил правильность своих взглядов, что особенно наглядно проявилось в кампании 1799 г. в Альпах, где благодаря своей способности соблюдать меру и проявлять человечность он смог не только добиться поддержки местного населения, которое часто предоставляло ему сведения о противнике и оказывало помощь в тыловом обеспечении, но и укрепить доверие и уважение собственных войск.

Михаила Илларионовича Кутузова также отличали исключительный такт и выдержка. Участвуя в польском походе 1792 г., М. И. Кутузов требовал от подчиненных не причинять обид жителям этой страны, сохранять народное богатство. Характеризует его и то, что, например, он запретил рубить деревья, посаженные вдоль дороги к Варшаве, и, уважая национальное достоинство поляков, не позволил въезжать в польскую столицу русским вооруженным отрядам.

Во время русско-австро-французской войны 1805 г. Кутузов обращался к своим подчиненным с призывом «не чинить обывателям никаких обид». Он проявлял искреннюю заботу о пленных офицерах и солдатах противника, принимал меры по укреплению дисциплины в армии, современному обеспечению ее продовольствием, снаряжением и боеприпасами. Полководец требовал строгого выполнения всех своих приказов и распоряжений, которые касались, в частности, и такого вопроса, как поведение русских военнослужащих в чужих странах. Например, в Приказе об отношении к австрийскому населению и австрийским офицерам от 3 октября 1805 г. говорилось: «…всем нисшим чинам подтвердить, чтобы отнюдь обывателям никаких обид и неудовольствия, но старались бы убегать от всех, что может быть поводом к какой-либо ссоре и жалобам, и стараться наиболее ласковостью и хорошим обхождением с хозяевами привязать к себе жителей земли». Приказ об укреплении дисциплины от 20 ноября 1805 г. обязывал «…жителей, как в селениях, так и по дорогам идущих, отнюдь не обижать иже дурным словом. За всякое преступление взыскать, отчего зависит пропитание войск».

Во время заграничного похода русской армии 1813 — 1814 гг. огромную помощь и поддержку ей оказали польский и немецкий народы, что в значительной мере являлось следствием гуманного отношения к ним со стороны русских воинов. Готовя армию к походам, Кутузов распорядился соблюдать строжайшую дисциплину во время прохождения войск через территорию иностранных государств. Он стремился исключить все, что могло бы привести к осложнению в союзнических отношениях и вызвать в Европе неблагоприятные толки о русской армии.

Важную роль в прогрессивном развитии законов и обычаев войны сыграли и российские военачальники второй половины XIX в. Так, генерал Михаил Дмитриевич Скобелев прославился не только ратными подвигами, но и гуманным отношением к пленным и мирным жителям. «Бей врага без милости, пока он оружие в руках держит, — внушал своим подчиненным Скобелев. — Но как только сдался он, амину запросил, пленным стал — друг он и брат тебе. Сам не доешь — ему дай. Ему нужнее… И заботься о нем, как о самом себе!»

Скобелевские солдаты с уважением относились к гражданскому населению и в Средней Азии, и в Болгарии, брали его под свою защиту. Не допускались и жестко карались случаи мародерства. Всем раненым: и своим, и противника — обеспечивался равный уход.

Во время Русско-турецкой войны 1877 — 1878 гг. после боя Скобелев въезжает на сдавшийся турецкий редут. «Возвратить сабли пленным, свято сохранить их имущество, чтобы ни одной крохи у них не пропало… Предупредите, за грабеж буду расстреливать! Вы дрались славно, браво… Переведите им, что такие противники делают честь… Они храбрые солдаты».

В одном месте Скобелеву прислали букет неведомо как собранных цветов. Еще не пришла их пора, и таких в окрестностях не было.

— Откуда это?

— Благодарность… От турецких женщин… За то, что честь их не была нарушена, за то, что неприкосновенность гаремов свято соблюдалась вашими войсками.

— Совершенно напрасно, — был ответ, — русские ведь с женщинами не воюют!

В донесении начальника Имитлийского отряда генерал-лейтенанта Скобелева командиру 8-го армейского корпуса от 3 января 1878 г. говорилось: «В роще перед деревнею увидел я санитаров общества Красного Полумесяца, преимущественно швейцарцев, которые, несмотря на опасность своего положения, занимались перевязкою раненых; мною немедленно было дано приказание приставить к ним караул».

Как только Плевна пала, румыны — союзники России бросились грабить город. Сразу же после своего назначения военным губернатором города Скобелев вызвал румынских офицеров и заявил им: «…Подите и предупредите своих, что я таких победителей буду расстреливать… Всякий, пойманный на мародерстве, будет убит как собака. Так и помните… Ваши обижают женщин — представляю вам судить, насколько это гнусно… Знайте — ни одна жалоба не останется без последствий, ни одно преступление не будет безнаказанным».

Турки прозвали Скобелева «справедливым». Когда он принял город, то в нем оказалось много раненых и больных. «Когда нужно драться, лечить некогда, — говорил Осман-паша. — Раненые и больные — лишняя тягость. Султану и Турции они не нужны». Скобелев смотрел на это по-другому. Он сразу же открыл госпитали, и на лечение турок был направлен большой отряд врачей и санитаров. После посещения генералом мечети, где также лежали раненые пленные, турки говорили: «У вас лучше, чем у нас, теперь мы видим это… Ваш Ак-паша и турок посещает, врагов своих, а наш Осман никогда не видел нас».

В беседе со Скобелевым после взятия Плевны Осман-паша говорил: «Мне известно, что вы оказываете помощь раненому противнику, но аскер знает одно: с ним поступят так, как поступает он. И чтобы он не сбежал в ваши лазареты, я вынужден закрывать глаза на его жестокость. Это — закон войны, генерал». В ответ он услышал: «Это нарушение законов войны, паша».

Прекрасным примером использования норм права войны в целях укрепления дисциплины может служить следующее высказывание генерала М. Д. Скобелева: «Начальник, допускающий в своих войсках грабеж, насилие над жителями и пленными, кладет самые пагубные основы для нравственного разложения войск и залог их верного поражения неприятелем». Данное высказывание является еще одним подтверждением той мысли, что игнорирование таких действий, как, например, акты личной мести или мародерство, в которых отсутствует сдерживающий этический компонент, подрывает эффективность действий войск. Безусловно, подобное поведение приводит к утрате контроля со стороны военачальника за действиями подчиненных. Более того, неограниченная жестокость отвлекает военнослужащих от выполнения поставленной задачи и зачастую ведет к нарушению основных принципов военного искусства, таких как экономия сил и средств, единство и простота действий.

Подводя итоги вышесказанному, следует отметить, что законы и обычаи войны — не новое и не чуждое понятие для России и ее Вооруженных Сил. Их соблюдение являлось естественным элементом деятельности всех без исключения великих военачальников. Военные успехи Румянцева, Суворова, Кутузова, Скобелева доказывают важность ведения войны с соблюдением принципов гуманности. Одной из главных особенностей боевой деятельности российских полководцев являлось неукоснительное соблюдение ими законов и обычаев ведения войны, ставших впоследствии одним из источников международного гуманитарного права, применяемого сегодня в условиях войн и вооруженных конфликтов.

И в годы Великой Отечественной войны, как подчеркивал Георгий Константинович Жуков, «наша армия проявляла великий гуманизм благородства». Единичные случаи бесчинств в отношении мирных жителей страны поверженного противника жестко пресекались, и достаточно скоро гражданское население Германии убедилось, что советского солдата можно не опасаться. Позднее маршал Жуков на вопрос о том, как удалось сдержать гнев и мщение после вступления советских войск в Берлин — столицу врага, допустившего невиданные зверства на советской территории, ответил: «Честно говоря, когда шла война, все мы, и я в том числе, были полны решимости воздать сполна фашистам за их бесчинства. Но мы сдержали свой гнев. Наши идеологические убеждения, интернациональные чувства не позволили отдаться слепой ненависти. Огромную роль тут сыграла воспитательная работа в войсках и великодушие, свойственное нашему народу».

——————————————————————